Гамлетов на самом деле двое. Первый – свирепый и коварный принц Амлед из средневековой хроники датчанина Саксона Грамматика (послужившей для Шекспира одним из источников). Готовя месть за убитого отца, он  притворяется безумным, чтобы усыпить бдительность дяди – узурпатора трона. Амлед хладнокровно добивается своей цели, устраняя всех, кто стоит на его пути, и в конце концов миссия его завершается полным успехом.

Второй Гамлет оказывается в Дании практически случайно. Приезжает на похороны отца, а попадает на свадьбу матери. Глубоко потрясенный этим открытием, он решает вернуться назад в немецкий город Виттенберг: принц – студент тамошнего знаменитого университета. Но получает отказ дяди, который намерен держать племянника, возможного претендента на престол, при себе. Ловушка захлопывается: «Дания – тюрьма». С этого момента Гамлет обречен томиться в параллельном зачарованном пространстве, где по замку разгуливает призрак, у стен и гобеленов есть глаза и уши, а безумие – единственный способ не сойти с ума.

Все не то, чем кажется. Все сдвинулось с оси. «Время вывихнуло сустав, и на свою беду я рожден его вправить», – горько резюмирует принц. Время здесь отнюдь не абстрактная категория. Отец Время, излюбленный персонаж ренессансных картин и гравюр, нередко изображался на пару со Смертью-скелетом и постепенно перенял у Смерти ее атрибуты – песочные часы и косу.

 

Время детства

Попробуем представить себе траекторию жизни Гамлета до начала пьесы. Вот таким, вероятно, было детство принца датского. Отец – сильный, надменный, загадочный, почти божество. Редкие минуты общения с ним оставляют в душе мальчика чувство неловкости, непонятного страха и благоговения. Отца почти никогда не бывает дома, он постоянно в военных походах. Но вряд ли его можно назвать мудрым стратегом и полководцем – скорее, безрассудно храбрым авантюристом, никогда не упускающим случая продемонстрировать свою доблесть. Например, по обычаю древних героев Гамлет-старший сражается на поединке с другим королем, норвежцем Фортинбрасом, ставя на кон сразу полкоролевства.

Мать – добрая, но рассеянная, суетная, сосредоточенная на своих делах и удовольствиях, тщеславная и легковерная. Она наделена поразительным умением мгновенно отстраняться от любых забот, словно бы забывая, вытесняя их. Она ласкова с сыном, но, едва потрепав по щеке, тут же отсылает играть, не удосужившись ни о чем расспросить.

А вот и сам Гамлет – тихий, застенчивый, серьезный мальчик. Немного неуклюжий увалень, не слишком-то ловкий в играх, но наделенный глубоким проницательным умом, наблюдательный, открытый новому знанию. И отчаянно одинокий… Вместе с ним воспитываются юные Розенкранц и Гильденстерн – юркие, себе на уме, с задатками будущих царедворцев-интриганов; и Лаэрт – сын королевского советника, полная противоположность Гамлету, сорвиголова, заводила и всеобщий любимец. Младшая сестра Лаэрта, Офелия, – детская любовь принца, предмет его робкого обожания издалека.

Единственный человек, с которым принца связывают по-настоящему теплые и доверительные отношения, – это придворный шут Йорик, заменивший, по сути, Гамлету родителей. Ранняя и внезапная смерть Йорика заставляет мальчика окончательно замкнуться в себе.

Пока отец Гамлета пропадает на войне, дела в государстве потихоньку прибирает к рукам его брат Клавдий. Опытный дипломат и дальновидный политик, в отличие от брата-вояки, он готовит почву для своего избрания в случае смерти короля: монархия в Скандинавии была устроена по выборному, а не наследственному принципу, и старший сын был отнюдь не очевидным преемником. Клавдий постепенно не только завоевывает симпатии ключевых фигур при дворе Гамлета-старшего, но и очаровывает свою невестку, скучающую в отсутствие мужа.

С каким облегчением, должно быть, покидал Гамлет чуждый ему двор, направляясь в Саксонию, с каким рвением принялся за учебу, как был счастлив наконец-то обрести преданного друга и умного собеседника – Горацио, своего однокашника по Виттенбергскому университету!

Время становления

Университет, в котором учится Гамлет, – особый. В отличие от большинства старинных европейских университетов он основан сравнительно недавно, всего за 100 лет до написания шекспировской пьесы. Университет быстро стал влиятельнейшим в Европе, когда преподавать в нем начали лидеры стремительно ширившегося движения Реформации – Мартин Лютер и Филипп Меланхтон. На двери Замковой церкви в Виттенберге Лютер вывешивает в 1517 году свои прославленные 95 тезисов, в которых жестко критикует Римскую католическую церковь.

То, что делает Лютер, – это глубочайший переворот в сознании. Одним махом отменяется привычный миропорядок. Ты теперь один на один с Богом – прежняя система правил больше не работает. Нет церковной иерархии, нет ритуалов, нет никаких индульгенций, обеспечивающих спасение. Спасаются только благодатью.  Человек внезапно, как в космическую бездну, проваливается в небывалую, пугающую свободу, и от полного отсутствия гарантий захватывает дух.

Ректор университета Меланхтон начинает крупную образовательную реформу и особенно покровительствует естественным наукам. Под его началом здесь преподает пылкий Георг Ретик, астроном, ревностный ученик Николая Коперника. И именно здесь, в Виттенбергском университете Ретик публикует собственное ясное изложение гелиоцентрической системы своего учителя, знакомя ученый мир с открытием, положившим начало первой научной революции.

Астрономы до Коперника придерживались аристотелевской модели мира, согласно которой Земля – неподвижный центр «подлунного» мира. За пределами изменчивого подлунного мира лежит не подверженный порче и изменениям мир «надлунный» – хрустальные небесные сферы, где обитают высшие существа (ангелы в христианской традиции). Коперник открыл, что Земля – вовсе не центр Вселенной и что она движется. Мало кто к нему прислушивается, коперниканцев пока просто игнорируют, и только в начале XVII века Джордано Бруно (в 1580-х годах пытавшийся распространить учение Коперника в Англии) поплатится за свои взгляды жизнью…

В шекспировской трагедии имена персонажей носят условный характер, но вот пара имен – подлинно датские. Розенкранц и Гильденстерн – так звали двух кузенов знатного дворянина Тихо Браге, посетивших Англию в составе датской дипломатической миссии в 1592 году. Тихо Браге, известный астроном (одно время, как и Гамлет, учившийся в Виттенберге), в 1572 году наблюдает и описывает рождение сверхновой. Европа была взбудоражена этим явлением – яркая звезда сияла даже днем. Предсказывали небывалые катастрофы, конец света. А в 1577 году еще больший переполох вызвала яркая комета. Ее изучает и описывает все тот же Браге, доказавший, что расстояние от Земли до кометы – куда больше, чем до Луны, и, стало быть, «надлунный мир» вовсе не такой неизменный, как принято о нем было думать. Похоже, именно об этой комете – «звезде с огненным шлейфом» – говорит Горацио в начале пьесы как о дурном предзнаменовании, связанном со смертью старого короля и предвещающем беды государству.

Научная революция затронула не только макрокосм, но и микрокосм – человека. Переворот в науке о человеке и в медицине совершил Андреас Везалий, «отец анатомии», поколебав доселе непререкаемый авторитет древнеримского врача Галена. Он ввел в обиход практику публичных анатомирований (как известно, вскрытие человеческих трупов всегда вызывало резкое сопротивление церкви) и разработал подробнейшие анатомические таблицы, по которым стали учиться студенты-медики. Эти таблицы были известны и в Англии.

Бремя времени

Теперь мы приблизительно представляем себе, с каким багажом знаний, с каким умственным кругозором прибывает в Данию молодой Гамлет – студент одного из престижнейших университетов Европы (в котором, по легенде, преподавал сам доктор Фауст). Гамлет – человек Нового времени, эпохи географических открытий и научных революций, эпохи, сформировавшей новый тип мышления.

И вот такого человека внезапно отбрасывает назад, в какие-то стародавние времена – то ли в средневековую хронику, то ли в эпоху коварных государей зрелого Возрождения (в английской драматургии того времени такие герои получили прозвание «макьявелей» – от имени итальянского мыслителя и политика Николо Макиавелли, чьи труды были незаслуженно резко истолкованы в Англии). А то и вовсе – во времена легендарной Троянской войны.

Отец Гамлета – эпический гомеровский герой, Клавдий и Полоний – типичные «макьявели». Персонажами же средневековой саги отлично удается быть Лаэрту и норвежскому принцу Фортинбрасу-младшему, также мстящим за убитых отцов. Они отважны, не обременены рефлексией и нравственной щепетильностью, готовы на все ради достижения цели. Общее свойство Гамлета-старшего, Клавдия, Лаэрта, Фортинбраса, Полония – все они полностью, раз и навсегда вписаны в четкие социальные роли и играют по заранее заданным правилам, без сомнений и колебаний. Именно этой игры по правилам, нерассуждающей героической доблести – такой, как у Амледа – и требует от Гамлета Призрак.

Но Гамлет не хочет быть ни мстителем, ни правителем. Ему тяжка навязанная роль, лишающая его свободного выбора. Гамлет-ученый, Гамлет-вольнодумец, Гамлет – частное лицо, человек, обнаруживший свою субъективность, наделенный критическим складом ума, не принимающий на веру якобы очевидных истин и подвергающий их сомнению и анализу, – такой Гамлет гораздо ближе нам, современным людям, нежели персонажам, разделяющим с ним общее пространство пьесы.

Гамлет наделен всепроникающим, «двойным», зрением – это фаустовский дар, который он обречен нести, как бремя. Мир для него – уже не гармоничный космос, созданный специально для человека; не усеянная вечными звездами небесная твердь, не божественный эфир и не хрустальный надлунный мир, а безмолвная космическая пустыня, заполненная ядовитыми парами и к человеку вполне равнодушная.

Его острый, как скальпель анатома, взор видит не прекрасный лик возлюбленной, а гротескный череп, не прекрасное тело, а разлагающуюся плоть. Тайные мотивы людей, их жалкие интриги и страстишки, их показное, пафосное поведение он видит насквозь и безжалостно разоблачает.  Человек – венец творения или пригоршня праха? Что есть величие короля, когда даже могущественные монархи идут на корм червям, червяк – на корм рыбе, а рыба – на ужин бедняку? Так король путешествует по кишкам нищего, а прославленный герой – всего лишь тень самого обездоленного из людей.

Даже явление Призрака подлежит сомнению: Мартин Лютер давно развенчал католическую идею Чистилища, где временно томятся не успевшие покаяться при жизни грешники. И Гамлет обдумывает вероятность дьявольского обмана, а то и обманчивой игры собственного воображения.

Не доверяя до конца Призраку, Гамлет решает подкрепить теорию практикой. Вместе со своим ассистентом Горацио он создает экспериментальную среду для «подопытной мыши», короля Клавдия, и ведет наблюдение, тщательно регистрируя малейшую реакцию. Реакцию должны спровоцировать ярко выраженные стимулы, и Гамлет обращается к своему опыту студенческих спектаклей, излюбленному развлечению в университетах Европы. Это должна быть короткая нравоучительная пьеска, с пантомимой, преувеличенно театральная, почти балаганная, с пафосными жестами и восклицаниями, чтобы в ней, как в зеркале пародии, отразились преступление короля и грех королевы. И так рождается знаменитая «мышеловка».

Наконец, принц вполне отдает себе отчет в своей нерешительности, неспособности к действию. Вопрос поставлен радикально: быть или не быть? Разве не обесценивается, не становится бессмысленным любое действие из-за парализующей нашу волю мысли: что там, по ту сторону смерти? И есть ли там хоть что-то? Что есть мерило наших поступков? Воля Бога – или безнадежное перед лицом смерти и бесконечно одинокое личное усилие? Не это ли отчаяние и зовется благородством? Или же благородство – это, наоборот, блаженное неведение?

Время Отца

Положение Гамлета уникально: он оказывается на сломе времен, там, где Время «вывихнуло сустав». Нетрудно заметить, что взор Гамлета – не только всевидящий, но еще и разрушительный (и так он губит Офелию). Старые социальные роли обветшали, невозможно больше относиться к ним некритически. Но вместе с ними рушатся идеалы, поддерживавшие смысл и упорядоченность в мире. Без этой системы ценностей мир становится зыбким, ненадежным, абсурдным, насквозь ироническим, состоящим из одних иллюзий, обманок, кажимостей. Безумие Гамлета не столь уже и наигранно: оно – точный слепок этого нового ироничного мира, сгусток шутовского кощунства, блестящего и пугающего остроумия. Распад затрагивает самые основы человеческой речи, и она рассыпается на бессвязные «слова, слова, слова».

Отец Гамлета – бесконечно идеализированная фигура. Гамлет сравнивает его с целым сонмом олимпийских богов. Оживает детская ситуация: отец – недосягаемый герой для маленького сына, его просьба-приказ – редкое и лестное проявление внимания. Только желание отца (а вовсе не воля дяди) и удерживает Гамлета в «Дании-тюрьме», и он снова возвращается сюда на верную смерть, перед этим благополучно избегнув смерти дважды, от рук английского палача и от рук пиратов. Желание отца смертоносно для принца, и он не может не ощущать этого. Под обликом небожителя скрывается страшный призрак, обитающий в аду, подземный житель – и у Гамлета вырывается брезгливое: «Старый крот!». Крот – земляное существо, сродни крысе (с возгласом «Крыса!» принц закалывает Полония, охваченный фантазией, что на самом деле убивает Клавдия) или даже могильным червям, которых Гамлет поминает беспрестанно.

 

Час пробил

 В эпоху Высокого Ренессанса (XV–XVI века) кардинально меняется концепция времени. Если до сих пор время понималось как фундаментальный космический закон, циклическая смена сезонов и преддверие вечности, то теперь оно обретает глубоко личное, психологическое измерение. Время – это линейное движение человеческой жизни во всей ее хрупкости, бренности, скоротечности; это постепенное дряхление, распад, приближение к смерти.

Впервые в истории европейского искусства Время обретает человеческий облик. Отец Время изображается в виде могучего седобородого старца в окружении других аллегорических фигур. Среди них – его дочь Истина, зловещая Смерть, торжествующая Справедливость, пороки и добродетели, а также легкомысленная Фортуна. Отец Время – фигура в высшей степени неоднозначная. Время не только делает тайное явным, способствуя торжеству Истины и Правосудия, – оно еще и отождествляется с древним богом Сатурном, пожирателем собственных детей. «Пожирателем», вооруженным косой или серпом, названо Время в шекспировских сонетах.

 

Особая разновидность Времени – Счастливый Случай, или Фортуна. Это такой краткий миг, который нужно уметь «схватить за волосы». Гамлет всеми силами ополчается на Фортуну, презирает Розенкранца и Гильденстерна за то, что они охотно пользуются ее нескромными милостями, и хвалит Горацио за то, что тот к этим милостям равнодушен. Когда Гамлету предоставляется Счастливый Случай покончить с Клавдием, он эту возможность сознательно отклоняет. Но он все же хватает свою удачу за волосы, когда, по примеру древнего Амледа, хитроумно и безжалостно отправляет на смерть Розенкранца и Гильденстерна (эта история взята напрямую из хроники Саксона Грамматика), проделав опасный путь в Англию и обратно под Парусом Фортуны. Правда, за это ему придется расплатиться и своим необыкновенным даром зрения, и своей жизнью…

Невозможно не заметить сходства между Отцом Временем и могучим седобородым отцом Гамлета, требующим восстановления истины, справедливости и правильного, исконного положения вещей. На фоне истинного властителя узурпатор Клавдий выглядит шутовским святочным королем или даже «тряпичной куклой из лоскутков и заплаток», как называет его Гамлет. Гамлет имеет в виду масленичное чучело, которое в Англии побивали камнями и сжигали в первый день Великого Поста. Восстановление хода времен, «вправление сустава» требует искупительной жертвы: соломенное чучело сжигали, чтобы прогнать зиму и призвать весну. Гамлет сполна проживает это мифологическое время, вот только искупительными жертвами отцу-Сатурну становятся почти все персонажи пьесы, включая Весну-Офелию и самого принца.

Но Гамлет так же остро ощущает и бег личного, линейного времени – он медлит, чтобы отсрочить свой собственный неизбежный конец, и все глубже погружается в меланхолию, столь характерную для той эпохи (о меланхолии – которую называли сатурническим темпераментом! – пишут трактаты, а жанр портрета с черепом приобретает всю большую популярность). Поток времени уносит Гамлета, как ручей Офелию. Он не властен над своим поступками – удар, предназначенный королю, поражает Полония, упреки, обращенные к Гертруде, губят Офелию. А сам принц, во второй раз возвратившись в Данию, добровольно отказывается от чудесного дара абсолютного зрения и беспечно идет в ловушку, заготовленную Клавдием и Лаэртом, – настоящую мышеловку с отравленной приманкой. Только так, в полном забытьи, он, наконец, соприкасается со своим предназначением – и со смертью. «Заснуть и видеть сны…». Дальше – тишина.

Пьеса делает полный круговой оборот: Гамлет просит Горацио поведать миру его историю, а это означает, что пьеса не закончится никогда. Вот уже пятое столетие она, как колесо Фортуны, катится по свету, всякий раз на новый лад рассказывая о судьбе Гамлета – и о нашей собственной судьбе. История Гамлета универсальна. Гамлет – это мы.

FINIS

 

Анастасия Архипова, 2017

• статья  опубликована в буклете Большого театра, выпущенном к премьере в марте 2015 г. балета “Гамлет” (хореограф – Р. Поклитару, режиссер – Д. Доннеллан, на музыку Д. Шостаковича).